Форум » Архив №1: игровые темы » Торговая улица » Ответить
Торговая улица
Пернатый Змей: После главной площади Танахи, Торговая улочка – самое оживленное место города. В послеобеденные часы в глазах рябит от обилия телег, тачек, вьючных животных. Пестро одетые иноземные купцы с видом значительным расхваливают свой товар, а воришки-карманники ловко обчищают засмотревшихся гуляк. Аккуратные двух-трехэтажные домики вплотную прижимаются боками друг к другу. Каждый домик – точно сошел с картины. Гирлянды цветов, вывески, резные наличники и флюгера на крышах. Гончары, ткачи, оружейники, виноделы, кондитеры – все они привозят сюда продукцию со всех уголков Долины. Вежливые продавцы с хитро блестящими глазками вовсе не прочь продемонстрировать вам свой товар и сторговать какую-нибудь бросовую вещь за целое состояние.
Ответов - 48, стр:
1 2 3 All
Джинни: Пока Джи размышляла над тем, как лучше поступить, чтобы всё успеть сделать, другая зрительница предпринимала попытки успокоить обезьянку. Это не смогло полностью поглотить внимание циркачки, так как мысли вертелись вокруг барда. Уходить не хотелось, но стоять и не платить за то, что действительно доставляло удовольствие, было нонсенсом. Он же, посмотрев на девушку со зверьком и решив что-то по её поводу, уделил внимание и Вирджинии. Она немного растерялась, поняв, какой вывод сделал музыкант из её слов. Но, в прочем, какой ещё можно было сделать вывод?.. Девочка, в весёлом настроении гулявшая по улицам города, идёт на представление. Так естественно и логично. Не успела она собраться с мыслями, как он уже выдал своё мнение по поводу цирка и «безупречного искусства». Слушая его, девочка приходила к выводу, что это явно любитель говорить красивыми словами и сочинять на ходу. Она встречала таких нечасто – обычно певцы пользовались чужой фантазией, не трудясь над придумыванием слов песен. А этот был точь-в-точь как разбойник, напевающий что-то в тени лесов. Внешний облик, манера, слова – всё напоминало чем-то эти таинственные леса, где только ловкие хитрецы могут так легко петь, поскольку они знают все тайны деревьев, животных и птиц. - Я тоже люблю цирк, поэтому и работаю там, - со смущённой улыбкой наконец ответила Джи. Разумеется, можно было бы сказать что-то не настолько банальное, но на тот момент девушка не нашла ничего другого для пояснения. Бард тем временем поймал взгляды обеих зрительниц и понял, что вызывает такой интерес. Конечно, всех привлекала его диковинная внешность. Только вот Джинни вовсе не считала мех и хвост фальшивкой, так что приняла слова за шутку. Она знала по опыту, как составляются костюмы, и могла быть уверенной в том, что такое подделать нельзя. По крайней мере, так думала уверенная в себе пятнадцатилетняя девочка. - Сегодня у нас выходной, так что я не спешу, - что ещё сказать? Почему-то в разговоре с бардом она не могла найти правильных слов. Говорить, что она не торопится, тогда как только что говорила о том, что скоро уйдёт? Сказать, чтобы сидел на месте и ждал её?.. Абсурд. Что делать в такой ситуации, Джи абсолютно не представляла.
Айвер: Бард, видимо, услышал обидные слова Духа, потому как поник, чуть опустив голову. Сперва хозяйка неугомонного животного вообще не хотела ничего говорить, но потом смягчилась, помятуя о том, что у артистов вообще острое восприятие к критике, да и вряд ли ему легко живется в таком обличии. Кстати, об обличии… Может, его заколдовала злая ведьма, на чувства которой он не захотел ответить взаимностью… Или колдун, чью жену он нагло совратил… От последней мысли девушка чуть слышно кашлянула в кулак, скрывая смех. Ах, да, надо бы ответить ему… - Не воспринимайте его слова слишком близко к сердцу. – Кончиками пальцев Айвер погладила пушистую головку чуда. – Он вообще-то добрый, но вот потрепаться любит. Дух на это лишь фыркнул, но было видно, что ему все-таки приятно. Слова о цирке заметно приободрили артиста, к облегчению девушки. Но речь, выданная им немного смущала Айвер. Девушка, надо сказать, вообще не приветствовала витиеватых выражений и прочих изысков. Пусть сочинение баллад, поэм и прочей ерунды ложится на плечи странствующих бардов и славных рыцарей, добивающихся сердец прекрасных дам. Айвер же привыкла действовать и доверять своим инстинктам. Дух же откровенно «выпал в осадок» от сей речи, потому как пробормотал на ухо хозяйки: - Это что только что было? – Не знаю. – Так же тихо сказала Айвер, пожав плечами. - Но могу сказать точно, что к нам конкретно не обращались. - Добавила она, чуть усмехнувшись. Девушка надеялась, что тайный диалог товарищей остальные участники не услышат, дабы избежать неприятных последствий, а именно совершенно ненужных обид. В то же время коту-барду надоело его тщательное разглядывание не только Айвер, но и девушкой, стоящей по соседству. На его заявление о том, что все настоящее, ученица факультета Драконов лишь чуть слышно фыркнула. В конце концов она была оборотнем и могла это определить и зрительно, и по запаху. Но артисту это не откуда было знать, и Айвер подняла две руки, согнутые в локтях вверх, показывая этим, что верит. - А Вы на представление спешить не смеете? – поинтересовался артист. И… Что я могу на это ответить? Не смею, увы, не достойна?.. Да, и склонить голову. Черт… - Нет, не спешу. Вообще, в мои планы это не входило. – Попыталась как можно мягче сказать девушка, и даже улыбнулась вопреки своей обычной горькой усмешке. Ощущение было таким, что Айвер говорила совершенно на другом языке, чем эти двое, будто серое блеклое пятно на полотне, полном теплых рыжих и желтых мазков. Оказалось, что девушка, стоявшая рядом, работает в цирке. Ну, да, должно быть так, судя по запаху, строению мышц и манерой двигаться – наверняка акробатка, ну, или что-то в этом роде.
Lukomor: "Потрепаться любит любой не трепавшийся долгое время. Любовь к беседам уж никак не ровна любви к издевательству. Вот сейчас послать макаку или как-нибудь потом, по почте?" - о как же дружелюбно звучали б эти мысли на устах кота. И поэтому со смелостью можно заявить: хорошо, что они не прозвучали - милая обезьяна, скорее всего, захотела б подправить подобный монолог путем, скажем, искривления рта когтями. Но о мыслях этих бард быстро забыл. До ушей барда смогли долететь речи, как могло показаться и показаться достаточно правильно, пренебрежения к цирковому искусству макакиша и его очаровательной хозяйки. Так что же бард? Еле подавил желание расхохотаться. Сейчас в глазах этих двоих Лукомор выглядел как клоун, так это комплимент, разве нет? Судя по тому, как музыкант распинался и восхвалял цирковую арену, можно было догадаться, что он не прочь на ней и побывать. А раз сейчас он выглядел как клоун, типичный гость этого места, таки у него, оказывается, талант клоунады! Левая нога барда, на которую он имел привычку перекатывать все свои килограммы, уж никак не могла выдерживать его немалый, естественно, в соотношении с ростом, вес долгое время, да и малое время тоже не особо могла. "Осознавая, что сзади уже приготовлено местечко для посиделок… не комфортно мне стоять, - Лукомор бы и уселся сразу, но ведь неприлично, барышни-то стоят. – Все, сажусь, и так нога больная." - Простите, но я сяду, нога, знаете ли, в плохом состоянии, - усаживаясь, молвил бард. Сел он как-то странно, вкривь и вкось, как говорится, или еще как говорится: развалился барин. Облокотился Лукомор на стену, одну ногу протянул вперед, другую согнул в колене и стал использовать в качестве подставки для руколапы, другая руколапа была не задействована в изменении положения тела: осталась покоиться в кармане. Еще перед тем, как присесть и даже подумать о том, что не помешало бы присесть, бард услышал речи двух барышень, однако ответить он пожелал только после того, как уселся, собственно, это было понятно и без пояснения. Однако стоит заметить, что и понимание речей девушек пришло лишь после изменения положения кота в пространстве. Миледи в красном костюме порадовала Лукомора: оказывается, она работает в цирке, в самом настоящем цирке. Хоть бард и услышал о ее, так сказать, хобби даже не перед тем как сесть, а перед тем как начал разъяснять, что не костюмы он носит, а только настоящий высококачественный мех, задумался над ее ответом только сейчас. "Интересно кто она?! Кем на просторах круглой, ровно шар земной, арены она становится? Акробатом? Укротителем? А может, ха-ха, клоуном? Навряд ли клоуном, не для возбуждения смеха ее элегантность..," - отдался глуповатым рассуждениям кот, уставившись на эту девушку. Взгляд его был непонятен: то ли он излишнюю доброту вперемежку с радостью показывал, то ли простое и банальное недоумевание. Но ведь это могло быть непонятно лишь зрительницам, музыкант-то знал, что сейчас его глаза восклицали "я в восхищении! А так же в зависти…". О, как же сложно говорить с двумя девушками сразу, не успеваешь ответить что-то одной, как другая открывает рот и перебивает мысли: Дама с макакишом все-таки не смела спешить на концерт, что было понятно после ее высказывания приправленного улыбкой. И только бард открыл рот, уже буквально открыл его с надеждой успеть ответить хотя бы одной из дам, как циркачка хоть и обрадовала, да не вовремя своим высказыванием, что тоже может остаться, и, видимо, послушать предложенный ранее Лукомором концерт. Зубы клацнули. Бард захлопнул челюсть и искоса глянул на двух девушек. "Елки иголки, а я то думал, что моя бывшая пассия не могла закрыть рта вовремя," - метнул он прекрасным дамам мысленное оскорбление. Абсолютно кот был обездвижен несколько секунд, после чего за непродолжительное количество времени успел перекатиться в позу лотоса, пожалеть об этом, ибо больная нога сразу начала, так сказать, активно возмущаться и издать непонятный смешок, который на самом деле заменял высказывание "ну, вы меня совсем уж запутали". - Уважаемые и милые девушки, давайте все-таки говорить, ну, как-нибудь по очереди, давая друг-другу возможность нормально общаться. Прошу, ну, не перебивайте меня сейчас, - Лукомор постарался вежливыми речами и выделением, то есть четким произношением культурных слов, заполучить внимание обоих красавиц. – Давайте, лучше я вам обеим расскажу о том, как нынче стало приветствовать солнце округу, а округа его потом провожать? – предложил бард, хотя скорее даже не предложил, а предупредил о начале стихоплетства девушек. Лукомор протянул пятерню своей руколапы за гитарой, хоть он и намеривался именно рассказать и именно рассказывать он сейчас будет, но все-таки не может бард со столь долгим стажем не проиграть хотя бы одной ноты на гитаре, когда занимается уличным творчеством? - Обычный день, в обычном переулке, - озаглавил свой рассказ Лукомор. Медленную и тихую мелодию начали издавать струны, такую мелодию и только такую можно было назвать важным атрибутом выступления даже в том самом цирке. Музыка служила настроением рассказа; сейчас ритм не совпадал с нотами, Лукомор специально разъединил эти два значения. Это было необходимо, ведь звучание аккордов показывало насколько медленно и тихо проходит день, а слова рассказа должны были показать, как быстро об этом дне говорится вскоре после его конца: Проснулось солнце вдалеке равнины, Красоты тины мрачной в облаках. Раба Как Бога на крестах Гроба забрали, Волхвы, нам прорицали этот день: обычный день в обычном распорядке. Все просто, ровно игры в прядки. И перламутр на воде, как на листе все та же капля. Зигзаг у тех потех, как флаг меняет радости просторы. Сегодня снова воры попробуют украсть веселье, А ели просто скосят изумруд красы своей, Замрут от радости картины, посмотрят сочетанье тины и камня драгоценного восход. Но вот уж вечер сделал ход: ушел и изумруд забрал Бал! Сейчас начнется ночи бал! Прекрасный вечер вдоль домов публичных, Красоты необычных струй зеркал, как будто бал сейчас настал. В перину облаков, шипы как острых роз, возрос забытый храм, который срам в кольцо забрал, Бал! Вот это чудный Бал! Бульварное кольцо лицо закрыло, спешили люди никуда, как опоздать стремились. Схватились стрелки за часы, погасли фонарей огни, царей подземных лабиринтов. И гам, и смех, зигзаг дворовых площадей потех как голубей взлетающих под небо… Утех бульварных ночь полна, Вонзила в грудь себя стрела, святейший Купидон содом свой прославляет, конца не знает этот Бал! Воззвал бульвар своих Господ, сброд глупости, убогости, печали. Ох, если б знали, Бал не начинали. - Ни так, конечно, все, но так я это вижу, - напросно произнес в конце уличный кот.
Джинни: Не удержалась таки и хохотнула – такая была реакция на поведение окружающих. Так смешно девушка спорила с обезьяной, так смешно говорил бард, так смешно было выражение его лица(мордой называть не смеем), что всё это легко могло вызвать смех. Не тот жестокий хохот, который издают люди, глядя на бессилие затравленного зверя, побитого палками и камнями изгоя или забросанного овощами шута. Нет, совершенно другой, чистый и простой смех, на который невозможно обидеться. Вообще Вирджинии было свойственно выражать сиюминутные эмоции. А ещё её легко «разгадывали» люди, она была слишком проста. С первого взгляда можно было понять, что это ещё ребёнок, незамысловатый, наивный, не старающийся придать себе дымку таинственности и загадочности. А ещё было ясно, что ей не свойственно издеваться, насмехаться и притворяться. Об этом говорило то, что она выступала в цирке – она была заодно с теми клоунами, которые далеко не всегда поняты зрителями. Поэтому на неё редко обижались, если она вдруг ни с того ни с сего заливалась смехом или начинала тараторить что-то бессвязное и нелогичное. В этом был и свой минус: её не воспринимали как личность, взрослую, способную мыслить и чувствовать. Она была для всех шутом и без маски. Поэтому приходилось, как сейчас, заглушить смех и попытаться сдержать улыбку. Правда, это было довольно трудно: бард так смешно, на её взгляд, просил говорить их по очереди и не перебивать его, что не улыбаться было невозможно. Далее последовали вновь красивые слова, над которыми девочка не задумывалась, но которые ей почему-то нравились. Так бывает: ребёнок не знает, почему появляется радуга, но это не мешает ему с восторгом любоваться ей. Так же и с Джинни – ей просто нравилось то, как он говорил. Приятный темп, какой-то непонятный ей, но притягательный ритм, в котором говорил бард. Он, похоже, решил продолжать выступление. Тут уж воли циркачки в любом случае не хватило бы на то, чтобы развернуться и уйти. И опять совершенно непонятный, далёкий для неё язык. Но она замерла, глядя распахнутыми глазами на странного незнакомца, который с каждой секундой нравился ей всё больше, однако не становился от этого ближе. Напротив, он казался каким-то удивительным героем рассказов, тем странником, что был ранен в каком-то из боёв, что повидал многие земли, испытал многое, что смеётся над простыми и незамысловатыми людьми вроде неё. Как-то странно сливались в нём два образа: шута и философа. Первая маска была показана всем, первая же и бросалась в глаза. Он тешил зрителей своим видом, своими словами, поведением, способом зарабатывать на жизнь. И в то же время отчётливо было видно некое презрение, даже высокомерие, с которым он смотрел на них, жалких и не умеющих даже того малого, что дано ему. Хотя нет, ему дано не так уж и мало. Талант. За него многое могли бы отдать простые горожане. Экзотическая внешность. Как-нибудь, но все хотят выделиться из толпы. Даже эта девушка с обезьянкой. Наверняка не старше Джинни, она вела себя так, будто давным-давно выросла. У неё собственная обезьяна, она сама себе хозяйка, может позволить себе достаточно многое. Ради чего? Просто так она казалась себе важнее, значительней. Именно из-за этого желания выделиться и Джи сбежала из дому, не желая жить так же, как сёстры. Как все живые существа, она хотела чего-то большего. А он, похоже, этого «большего» достиг. Едва бард окончил своё новое произведение, как девушка захлопала в ладоши, с прежним блеском в глазах глядя на певца. К словам она почти не прислушивалась, предпочитая наслаждаться музыкой, голосом и ритмом. Мысли проносились слишком быстро, чтобы она могла их уловить и задержать. Вся жизнь на эмоциях, как сейчас.
Айвер: Дух затих на плече – видно смирился с мыслью, что неразлучная парочка задержится здесь дольше, чем планировалось. И правда, они были неразлучны с тех пор как встретились, будто разглядев нечто такое друг в друге, некую искру, огонек в глазах, а может и потаенную печаль, что так сблизила эти потерянные души. Спешить обоим было некуда, тем более что представлялась возможность провести время интересно, никто из них не хотел упускать ее. Вот так они и жили – вечно в поисках приключений на свои, кхм, головы, не давая друг другу поводов для грусти, стремясь заполнить пустоту, что была внутри. Пока бард усаживался, Айвер думала об этом и о том, как это, должно быть, невыносимо путешествовать одному. При этой мысли ее даже передернуло. К одиночеству, конечно, рано или поздно привыкаешь… Но стоит хоть ненадолго прервать его, как привыкать придется заново. Девушка знала об этом не понаслышке – сама провела так много дней, пока не встретила Духа. Она и сама пыталась держаться в стороне от людей, часто пряталась в лесу, ненавидя себя. Люди считали ее монстром – и правильно делали. Как общаться с человеком, да еще и дружить, когда всякий раз чувствуешь этот пьянящий густой запах крови с привкусом ржавчины и соли, а вместо притягательности черт лица или фигуры – сплетение множества нитей вен под тонким слоем кожи… И это биение пульса… Будто он здесь, в руке… Айвер тряхнула головой, отгоняя внезапно нахлынувшее наваждение. И вовремя, так как странствующий артист, странно жестикулируя, настаивал на том, чтобы девушки говорили по очереди. Мда… Стоит только ради вежливости открыть рот, как тебя тут же упрекают в болтливости… – думала девушка, одновременно прикидывая, не залепить ли «случайно» комком грязи ему в физиономию. Скосив взгляд на циркачку, Айвер с удивлением заметила, что та еле скрывает эмоции от происходящего. По ее мнению, все, что сейчас здесь творилось, было смешным. Оборотень вернулась обратно к браду, и сама не смогла сдержать едва заметной улыбки, прикрыв ресницами глаза, дабы не выдать искорки смеха в глазах – ситуация и правда была смешной. Про планируемую расправу над пушистым хамоватым артистом девушка быстро забыла. Решив взять инициативу в свои, кхм, лапы, бард вновь запел… Может, из-за того, что она долго не слышала песен, но исполнение показалось Айвер прекрасным. Едва заметно покачиваясь не то в такт музыки, не то слов, не то будто повинуясь некоему импульсу, девушка погружалась в водоворот воспеваемого котом дня. Сначала было как-то спокойно, легко и как-то глубоко, будто под толщей ледяной воды, прозрачной, но будто пеленой застилающей взор... Но ближе к концу ощущение было, прямо скажем, гадкое. Айвер чувствовала себя вонючей лужицей, заполняющей впадинку какой-нибудь из улочек квартала бедняков… Когда последние аккорды стихли, девушка и ее дерзкий друг, устроившийся на плече, почти синхронно захлопали. Это произошло как-то скорее рефлекторно, нежели исходя из «правил хорошего тона». Оба не проронили ни слова, все еще пребывая в форме «лужицы». Красиво, глубоко, но… Как же грязно… - всплыло в голове, пока сознание медленно возвращало Айвер обратно на торговую улицу.
Lukomor: Эти барышни часто между собой переглядывались, да так будто на основе чужих действий выдавали свои. Похвально, ей-Богу, похвально. Возможно, сие и не учило их не повторяться, зато это явно их между собой различало, то есть, каждая из них, как казалось, не стала бы действовать как другая, хотя бы пока они видят действия друг друга. Да и пока они швыряются томными взглядами, есть ощущение, что Лукомор общается ни с каждой по отдельности, а все-таки с обоями девушками сразу. Просьбу о раздельном говорении они, кажется, решили выполнить. Ну, раз так смехотворно на нее среагировали, поняли, что действия их не особо культурны и эти действия следует немного поправить, чтоб не расстраивать барда. "Прекрасно, - еще тогда подумал музыкант, - раз те изволят веселиться и усмехаться моим речам, они и моей просьбе внемлют, ведь юмор – тот же выход из ситуации, что не очень задалась", - ну, что-то на подобии промелькнуло у него в мыслях. И, кстати, эти смешки дали возможность немного понять двух этих мисс: одна из них, которая не обременила себя ношением обезьяны на плече, явно была более жизнерадостна и даже более весела, а другая девушка, наверняка, этот смешок сдержать сперва хотела. Какой же вывод? Она, как Лукомор подумал, куда серьезней. Пожалуй, это все выводы. А вот когда представление таки началось, обе барышни внимание свое заострили на нем, даже макакиш слушал выступление кота, чего и ожидать-то не следовало, ведь этой обезьяне явно такое общество по душе не приходилось, а возмущений из-за концерта нет и нет. Польщен! Лукомор был всем этим польщен. Давно он не музицировал на улице, а сейчас его первый, за долгое время тишины, концерт даже слушали и ни только уши самого барда слушали! Музыкант пришел на эту улицу с задачей и надеждой заработать себе на столь долгожданный хлеб, ну, или что повкуснее, а теперь он забыл даже о тех монетках, которые достать из чужого кармана уже получилось. Вот будет неприятно их действительно позабыть и оставить валяться на улице; хоть Лукомор многим и говорил, что средство к существованию найти просто, а деньги и есть это недюжинное средство, терять совершенно их не полюбовно. А вот концерт и был окончен, о чем бард и поспешил им тогда сообщить одной из своих нелепых фраз. "Им мой рассказ, возможно, приглянулся, - был сделан вывод еще до оваций, а когда овации, так сказать, появились, нарадоваться не мог выступающий кот. – Как превосходно! Увольте, я еще горазд попеть и даже повествующий рассказ выходит!" Те и не заметили, что он сфальшивил на одной из нот – воистину шикарно получилось, значит, сыграть. Мнение Лукомора на сей счет было зарезервированным: фальши нет, если ее не слышат. Лукоморище вряд ли ожидал почтения или других знаков внимания, а тут заполучил хлопки в ладоши! Хлопал даже макакиш, прошу заметить. В сей момент барду, скажем так, перехотелось обременяться его присутствием, в конце концов, пикантности невообразимо как говорящая мартышка картине прибавляла – и такой вот вывод сделал постоянно треплющийся кот. Гитару, своего старого и доброго компаньона, он медленно и аккуратно отложил в сторону. Пожалуй, это вот воплощение души любого музыканта было единственным его другом сейчас, да и другого такого не надо. Это и только этой гитаре столь шутливый бард мог сказать такое неуместное слово для его речи как "мяу". Лукомор после резво вскочил, на этот раз не оплошав, он вскочил на правую ногу, не хотелось ему так же шустро грохнуться потом, ну, вы понимаете, нога больная и все такое прочие… Держа себя на одной ноге, он поспешил подарить зрителям поклон: кое-как балансируя, он практически поцеловал слякотный тротуар, а хвост, в свою очередь, чуть ли не коснулся макушки, прямо-таки уроборос получился, граждане! - Излишне рад, - уже прямо и на двух ногах стоящий бард сказал, - что моя музыкальная болтовня понравилась Вам, давненько я не развлекал народ, на вид хоть и забавный кот. Лукомор поспешил присесть на свой плащ-подстилку. На этот раз его смутила не больная нога, а мелкий рост относительно этих барышень. Ну, ей-Богу, что за карлик?! Хорошо, что хоть в положении сидя он не просто ниже из-за роста, а в любом случае, должен быть ниже. "И что же? Говорите, комментируйте, только, прошу, соблюдайте очередь, не в продуктовом магазине воюете", - надежда на поочередность, как можно понять, до сих пор не угасла. Бард вернулся в позу лотоса, однако сейчас он еще и руки скрестил - завис в ожидании какого-нибудь вердикта, пусть даже вердикт от макаки будет.
Снорк: Девушка шла по улице уверенной и быстрой походкой. Будь она зрячей, то метала бы гневный взгляд по сторонам, пытаясь найти того гада, который продал ей куртку. Отпавший мех лежал в сумке. Интересно, мех ли это вообще? Укротитель зверей в цирке сказал, что даже примерно не догадывается, какое существо в долине могло бы иметь такую шубку. А на ощупь таким приятным казался! Все они такие, эти торговцы. Продают какую-то гхыровину черт знает по какой цене, словно драгоценности или диковинки... Но в итоге виноватой оказалась молодая циркачка, которая в тот день так и не смогла пойти со Снорк по торговым лавкам, при этом, даже толково не объяснив причину. Да, виновата она и никто другой. Можно еще повернуть дело так, что торговец тоже окажется в числе жертв, но слишком уж девушка была на него зла, что бы делать подобные одолжения. Рядом семенил пацаненок лет тринадцати. Под огромным рюкзаком, который он нес на своей, казалось, хрупкой детской спине, его было почти не видно. Кажется, он не был человеком, по крайней мере, простым. Вот только что в нем было не так — не разберешь. Взгляд отстраненный, можно сказать сонный, но при этом паренек легко и непринужденно маневрировал между людьми. Тут ему на глаза попалась та самая циркачка, стоящая на другой стороне улицы в обществе странного создания (девушку тоже заметили, но поскольку на вид она была вполне обычным человеком, то и интересоваться ею не стали). Он прибавил ходу, догнал Снорк и потянул ее за локоть. -Это не Джи там стоит? Девушка не повернула головы, да это ей и не нужно. Вот тебе раз, так сконцентрировалась на торговце, что эту козу не заметила. А ведь ее тоже искала, как ни странно. Подкравшись к ней сзади (точнее просто подойдя), Снорк наклонилась прямо к уху подруги и будничным голосом поинтересовалась: -Гуляем? – выпрямившись и скрестив руки на груди, продолжила уже обвиняющим тоном. - Гуляем. Развлекаемся. А остальные вкалывают как проклятые, - отчитывала она Джинни так, словно перед этим собрала недовольство со всего цирка и сейчас методично, с чувством и расстановкой закидывала им несчастную. – Что ты можешь сказать в свое оправдание? А это что? Еще одну цацку купила? Да их скоро девать некуда станет. Сколько можно! Как ворона, все блестящее тащишь… Расспрашивать о собеседниках не стала. Разглядывала как всегда – молча опустив глаза. Но этикет, которому пытались учить в детстве, возмущенно завопил и стал молотить лапками. Так что кивнуть, в знак приветствия, все же пришлось.
Джинни: - Ой-ой-ой!.. – Джи всегда так пищала, стоило кому-то незаметно подойти испугать её. А такие дамочки, как Снорк, легко могли это сделать. Странно и смешно даже: слепая девушка никогда не вздрагивала от неожиданности, всегда была уверена и твёрдо стояла на ногах, тогда как сбить с ног гимнастку было не так уж и сложно. Эти двое отличались кардинально, как небо и земля в прямом смысле, поскольку одна чувствовала землю как никто, а другая вечно прыгала да училась ходить по канату. Как они уживались в одном цирке, понять было непросто, но всё-таки как-то умудрялись работать вместе. В принципе, большинство стало привыкать к резкости Снорк. Джинни так вообще перестала обращать на это внимание: для неё было естественно то, что нередко раздражало окружающих. Её смешливость могла казаться признаком глупости так же, как резкость Снорк – признаком неприязни. Однако вовсе необязательно было обижаться на то, как девушка обращалась, что говорила, ведь довольно часто люди говорят просто так, чтобы что-то сказать. Кто-то просто ворчит, кто-то просто хихикает, кто-то повторяет одни и те же слова, которые перестают иметь какое-либо значение… А кто-то, вон, занимается составлением заковыристых фразочек и стишков. Так стоит ли придавать значение форме? - Ну прости-ите, что имеем… - с улыбкой развела руками девчонка, понимая, что больше играет на публику, чем умасливает рассерженную Снорк. Она вообще любила так делать: переводить всё в шутку, даже если собеседник на это не готов. – Готова исправить все ошибки хоть сейчас. Всё время, с тех пор, как подошла девушка, Джи смущённо улыбалась, косясь на барда и слушательницу с мартышкой. Что они могли представить? Пришла разозлённая дамочка, отчитывающая циркачку за то, что та гуляет по улицам и совсем не работает. Конечно, ещё многие выводы могут быть сделаны, но вряд ли они окажутся верными. Может, следовало представить мага земли прежде, чем она начнёт бросать камни во все стороны?.. Только вот вряд ли она горит желанием заводить знакомство с теми, кто отвлёк негодную девчонку от работы. - Простите, пожалуй, придётся покинуть ваше общество. Забирают со всем, что прилагается… - обернувшись, Джи снова развела руками, мол, тут уж ничего не поделаешь. – Кстати, вы могли бы и к нам заглянуть на огонёк, как время будет, - только к концу фразы девочка сообразила, что так много болтать в присутствии Снорк не следует: она-то вряд ли разделяет любовь к новым лицам и толпе народа. А тут какая-то шкода взяла на себя смелость приглашать в цирк, гулять по городу да тратить деньги на какую-то ерунду. Эх, достанется же потом!.. «Что ж, нам не привыкать, без этого никуда…»
полная версия страницы